пятница, 12 июня 2009 г.

Тот, кто идет впереди


Подходит к концу юбилейный год 75-летия Дальневосточной науки. Сегодня наш рассказ об известном ученом, видном экономисте и политике Юрии Алексеевиче АВДЕЕВЕ.


Наша справка. Юрий Алексеевич АВДЕЕВ – директор института региональных проектов Регионального фонда «Тихоокеанский центр стратегических разработок» (ТЦСР), ведущий научный сотрудник Тихоокеанского института географии.
Сфера ответственности: региональные проекты в области социально-демографического, территориального развития, миграции населения, а также стратегии социально-экономического встраивания России в АТР.
Родился 14 ноября 1946 года в Донбассе.
В 1972 году окончил экономический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Кандидат экономических наук (1979 год).
Область научных интересов – проблемы территориальной организации и регионального развития.
Автор около 100 научных публикаций.
Опыт работы:
C 1972 года по настоящее время – Академия наук СССР (России), Дальневосточное отделение.
Совет народных депутатов, заместитель Председателя Владивостокского городского Совета народных депутатов (1990 – 1994 годы).
Главное управление Центрального банка РФ по Приморскому краю (заведующий сектором) (1994 – 2002 годы.)
Директор филиала Акционерного коммерческого банка Кредитпромбанк (г. Москва) (1995- 1996 годы).
Инициатор открытия г. Владивостока в 1990 году.
Руководитель и организатор разработки проекта «Большой Владивосток» (1990-1993 годы).
Готовясь к встрече, я предложила Юрию Алексеевичу примерные вопросы, попросила рассказать о себе, родителях, семье, детстве, жизненных ценностях, увлечениях, музыкальных, художественных пристрастиях, любимых книгах, героях. А также о том, почему выбрал МГУ. Когда он решил, что станет ученым и как складывался путь в академическую науку (в том числе в ДВНЦ АН СССР)?
«Не знаю, будет ли это интересно кому-либо кроме автора, – сказал наш собеседник, – впрочем, в жизни каждого из нас есть эпизоды, которые могут представлять определенный общественный интерес. Поэтому об этом я и попробую рассказать». Наша цель – интересная статья. А достигнута ли она, судить вам.
Анастасия КУЛИКОВА

«Больше всех надо?» или
О справедливости и барабанном бое

Родился я в Донбассе, в первый послевоенный год, когда основная часть тех, кому довелось испытать радость победы, уже вернулись домой, и первый всплеск рождаемости пришелся как раз на 1946 год. Достаточно сказать, что в школе, к моменту ее окончания, выпускников нашего года было три класса по сорок с лишним человек, тогда как годом раньше выпуск состоял из одного неполного класса. За нами следовали и более многочисленные поколения, когда уже выпускные вечера проходили даже не в школе – в городских дворцах культуры и тому подобное. Но мы были первым, относительно многочисленным поколением первого мирного года.
Город Краматорск, в котором я родился и прожил первые два десятка лет, город первых пятилеток, вырос в предвоенные годы на базе донецких углей и криворожской руды. Здесь возникли крупные станкостроительный, металлургический, машиностроительные заводы, заводы стройиндустрии. Дублером крупнейшего Ново-Краматорского машиностроительного завода стал Уралмаш. Кстати, в прошлом году, посетив Красноярскую ГЭС, под сводами плотины я увидел мостовые краны грузоподъемностью в 50 тонн 1964 года выпуска с маркой НКМЗ, которые и до настоящего времени в строю.
Я об этом говорю, потому что этот завод в моей жизни был платформой, с которой начинался жизненный старт. Мама и отец работали на этом заводе, сам я начинал трудовую биографию с НКМЗ (первая запись в трудовой и сама трудовая книжка были оформлены именно там). Собственно, вся жизнь города строилась как производная жизни завода: детский сад – заводской, жилье – распределялось на заводе, дом пионеров, пионерский лагерь, производственное обучение в школе под руководством мастеров завода, парк культуры и отдыха, сам ритм жизни города задавался заводским гудком за полчаса и начала каждой из трех рабочих смен.
Эпизод детских лет, когда в день похорон Сталина воспитатель детского сада вывела нас к стенам завода, замерло движение автомобилей, трамваев, со всех сторон раздаются протяжные скорбные гудки и плач молодой воспитательницы навзрыд и взахлеб, – умер самый близкий человек. И в детском сознании это запечатлелось как конец всего, закончилась не жизнь одного человека, а все на земле вообще.
Для меня в не полных шесть лет факт смерти не был абстракцией: в двухкомнатной квартире жили две семьи – мы с мамой и еще молодая пара с маленьким ребенком, который был меньше меня, но с которым я уже общался, и вот он умер. Я видел его недвижимым, я переживал это горе вместе со взрослыми, я слышал, как они оценивали мою реакцию на произошедшее. И для меня это действительно по-детски было трагично…
А тут всеобщая скорбь, газеты с некрологами, фотографии в черных рамках, обсуждение полушепотом, и ожидание чего-то неотвратимого.
Для меня это было связано еще и с тем, что отца я впервые увидел вскоре после смерти вождя – в апреле-мае 1953 года. К тому времени я знал такое географическое название, как Бодайбо, что там мой отец, что там добывают золото. И только когда мне впервые пришлось заполнять анкеты, писать автобиографию, нужно было ответить на вопрос о судимых родственниках, я узнал, что есть такая 58-ая статья. Ни мать, ни тем более отец на эту тему мне ничего не рассказывали, и поэтому только по косвенным эпизодам я мог для себя реконструировать прошлое. Но реакцию отца на то, как я однажды по-детски разрисовал фотографию Хрущева из газеты, запомнил, и запомнил не тем, что наказали меня, а тем испугом, который был в его глазах.
Отец, выходец из большой семьи, которая, спасаясь от голода, и в поисках работы, из глухой брянщины (мы были в тех местах в 1963 году, но и тогда там не было ни электричества, ни радио) переехала в Донбасс, где дед и трое детей из пятерых, а потом и мои двоюродные братья и сестры, работали на шахте. И только двое пошли по военной линии (мой отец и его младший брат). У первого эта линия оказалась короткой: закончив в 1944 году военное училище в Алма-Ате и приехав в освобожденный к тому времени Донбасс, уже к концу лета 46-го года он оказался в местах не столь отдаленных. Возращение ничем особенно хорошим для него не обернулось, потому что почти четыре года он перебивался случайными заработками, и только потом маме удалось пристроить его на завод в чугунолитейный цех, где она работала инженером-плановиком.
Мама не имела высшего образования. Как раз на эти годы пришлась война, оккупация, а по возращении наших в Донбасс в числе немногих специалистов она оставалась работать на заводе до пенсии, и еще несколько лет после.
Высшей ценностью для меня всегда была и остается справедливость: я остро реагировал на всякую несправедливость как по отношению к себе, так и по отношению к другим. Часто это заканчивалось для меня плачевно. Самым острым эпизодом, сохранившимся в памяти, была моя попытка самоотверженно устранить течь в трубе, когда на ней сломался кран, а я бросился сделать хоть что-нибудь. Дело было в пионерском лагере, а подоспевшая пионервожатая, оценив ситуацию по-своему, потащила меня как виновника. Апофеозом стал торжественный вывод меня под барабанный бой с вечерней линейки, когда я решил, что на этом не только пионерское детство, но и жизнь закончилась. Благородный порыв был пресечен на корню, хотя необходимого урока («что, мне больше всех надо!?») для себя я так и не извлек. И за это каждый раз если не барабанным боем, то чем-то не менее звучным, был сопровождаем.
Подобные звуки мне слышались гораздо позже, когда в 1989 году небольшая группа коммунистов Владивостока сформулировала свою позицию по отношению к решению бюро крайкома партии о ввозимых в край подержанных иномарках (если кто-то помнит нашумевший скандал вокруг «Круиза для своих»). Инициативная группа настояла на проведении Пленума крайкома, предложила свою резолюцию, смысл которой сводился к тому, что нужно не наказывать за ввезенные авто, а использовать естественное преимущество края и начинать активно развивать все, что сегодня стало повседневностью. За нашу резолюцию, противоречащую установкам краевых партийных лидеров, проголосовало 19 из 700 участников Пленума. И когда в наш адрес раздавались возгласы: «их бы к нам, быкам хвосты крутить!» – ну, чем вам не барабанная дробь!
Школу я заканчивал, не скажу, что в передовых, хотя определенные предпочтения у меня были: мне нравилась химия, черчение, я любил историю до некоторых пор (пока меня не предала учительница истории, которая ко всему прочему была дружна с моей мамой).
А дело было так: к тому времени (я учился уже в 9 классе) в доме появился радиоприемник с УКВ диапазонами, и мы мальчишками слушали «вражеские радиостанции» – «Би-Би-Си», «Свобода», «Немецкая волна». Нас привлекала их музыка, оттуда я услышал впервые «Битлз», но, как оказалось, не только. Искренний интерес представляли политические передачи, и те вопросы, которые обсуждались и комментировались там относительно положения в Советском Союзе. Оттуда я узнал о событиях в Венгрии 1956 года (отец одного из моих одноклассников погиб там, но почему он там оказался, и что произошло, никто ничего не знал толком). Особо острой ситуация была в 1963 году, когда и так не отличавшиеся разнообразием прилавки магазинов вдруг оказались пустыми. Самое трудное положение было с хлебом. Из этих передач я узнал о ситуации на целине, о выращенном и пропавшем зерне, об пыльных бурях и эрозии почв в далеком Казахстане, о невероятных награждениях высшими знаками отличия Героя Советского Союза Президентов Египта и Алжира, о культе личности Сталина, и последующих внутрипартийных и антипартийных группировках и многое другое…
Естественно, первое движение – узнать мнение учителей. Откровенно, в известной степени, с нами на эти темы разговаривала учительница географии. Я пытался завести эти разговоры на уроках обществоведения, который и вела преподаватель истории. Мои вопросы не просто насторожили ее, а стали достоянием педсовета и директора. В конечном счете, в одиннадцатом классе дело дошло до принципиальной постановки вопроса: может ли человек с такими взглядами и суждениями получить аттестат зрелости? До выпуска оставались считанные месяцы. Не знаю, какой аргумент сыграл в мою пользу, но помню только одно – меня никто не пытался принудить к раскаянию, и школу закончить мне позволили. Зато, с каким видом я пришел потом в школу после решения известного октябрьского Пленума ЦК 1964 года, когда Хрущева отправили на пенсию!
К тому времени я уже работал токарем на НКМЗ (школа с политехническим обучением давала возможность получить специальность вместе с аттестатом), и для меня вопросы, которые слышал от других, стали повседневной жизнью. Если к моменту окончания школы я еще не определился с выбором жизненного пути, то работа на заводе и предопределила его дальнейшую траекторию. Именно в это время я твердо для себя решил, что если хочешь понять, почему мы так живем, если хочешь получить ответы на бесконечные вопросы, читай Маркса, Ленина, иди изучать политическую экономию. Вот собственно, почему выбор и определился: Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова – экономический факультет.

Путь в науку о проблемах человека:
«на чьей стороне правда?»

Правда, путь в столичный вуз, (да еще МГУ!), оказался не таким простым, как представлялось сначала. Для поступления на экономический факультет необходим был обязательно двухгодичный производственный стаж, да и запаса знаний, полученных в школе, было недостаточно. Одним словом, в Московский университет на экономический факультет я поступил только три года спустя после окончания школы, когда многие одноклассники к тому времени уже закончили три курса института. Я тоже не терял времени даром: закончил два курса вечернего отделения индустриального института, получил приличный опыт общественной работы, будучи комсомольским лидером городского предприятия электрических сетей, приобрел новую для себя специальность – электрик 3-го разряда! За это же время наверстал то, что пропустил или не доучил в школе, особенно, в области русского языка и литературы.
Коротко говоря, в университет я пришел с некоторым багажом жизненного опыта, что не могло не сказаться во время учебы, особенно, в дискуссиях на семинарах по вопросам политэкономии капитализма и социализма, труда и капитала, производительности труда и организации производства. Мировоззрение формировалось в довольно свободной атмосфере. Преподаватели, с которыми приходилось сталкиваться, не ограничивали или не пресекали свободных суждений, не всегда совпадающих с официальными установками.
Один только эпизод выбивается из этого ряда, когда при поступлении в аспирантуру МГУ во время консультации по истории КПСС (опять история!), а это был 1974 год (как потом выяснилось – период застоя), кто-то из абитуриентов засомневался в реальности планов партии достичь к 1980 году коммунизма. И консультация свелась к тому, что с подобными вопросами в МГУ делать нечего. Но это, могу повторить, в то время было исключение, но не правило.
Поступление в МГУ само по себе было для меня событием запредельным (из моих одноклассников я знал еще только одного, кто учился также на экономическом факультете), но это сопровождалось множеством дополнительных эмоций и информации. Меня избрали секретарем комитета комсомола курса (а это двести человек!), я познакомился с большим количеством людей, увидел близко живых классиков политэкономической науки Николая Александровича Цаголова, Эрика Пантелеймоновича Плетнева.
Особое впечатление производили заседания ученого совета факультета с публичными дискуссиями о товарном или нетоварном характере экономики социализма. Ошеломляющим было начало знакомства с «Капиталом» Карла Маркса, для которого экономической клеточкой производства является товар!
Что позволило сохранить психическое состояние в то время, сказать трудно, но информационный и эмоциональный поток был просто ошеломляющий. Неизгладимое впечатление оставило знакомство с Владимиром Высоцким и Юлием Кимом, которых мы пригласили на вечер к октябрьским праздникам в ДК МГУ, что на улице Герцена рядом с Кремлем. Я знал много бардовских песен, по вечерам с друзьями мы пели не только «Скалолазку» и «Песню о друге». В нашей фонотеке были и Галич, и Городницкий, и многие другие. А тут вот они живые и рядом. Вообще, первые три курса мы учились в здании напротив Выставочного зала на Манежной площади, и каждый раз, проходя мимо приемной Президиума Верховного Совета СССР, я наблюдал, какое количество людей стремится попасть туда со своими жалобами.
О Дальнем Востоке и возможности попасть сюда в то время я даже и не думал. О Владивостоке я, разумеется, знал. У нас на курсе учился Борис Александрович Ткаченко, который приехал из этого далекого города, который и сегодня работает здесь, в Институте истории. Первый шанс попасть на Дальний Восток мне представился, когда предложили пойти на зарубежную экономику с изучением английского и японского языков. Лестное предложение, потому что «зарубежка» представляла элиту факультета, но я осознанно отказался, сославшись на то, что для меня важнее понять и изучить экономику собственной страны, политическую экономию социализма. Япония казалась гораздо более далекой, чем, скажем, Луна, поэтому зачем тратить время на изучение японского языка?
А впервые на Дальнем Востоке, я оказался в составе студенческого строительного отряда уже после четвертого курса. Сахалин, Томаринский район, село Пензенское: за неполных три месяца выстроили несколько жилых домов и коровник. Но самым потрясающим открытием было море – я его впервые увидел, оно покорило, и тут родилось решение после окончания университета приехать на работу именно сюда.
О том, что в это время создавался Дальневосточный научный центр, я, разумеется, не знал. Услышал только, что из Хабаровска в общежитие МГУ приехал директор Института экономических исследований Павел Григорьевич Бунич, агитировал выпускников ехать на Дальний Восток. Соблазнил он тогда порядка десяти человек с нашего факультета, среди которых Олег Маркович Рензин, Павел Александрович Минакир, Леонид Волков и другие. Я же ориентировался на Южно-Сахалинск, и не собирался отклоняться от намеченного курса.
Но накануне выпуска меня пригласил руководитель Центра народонаселения экономического факультета профессор Дмитрий Игнатьевич Валентей и предложил поехать во Владивосток во вновь открывшийся Тихоокеанский институт географии ДВНЦ АН СССР. Меня подкупила тогда формулировка: мы рекомендуем вас в качестве своего представителя науки демография на Дальний Восток. И добавил: ну, а Сахалин от вас не уйдет, это рядом, вы всегда успеете там побывать. К слову, прошло 35 лет моей жизни на Дальнем Востоке, за это время я объехал практически все регионы Сибири и Дальнего Востока, побывал в США, Японии, Корее, Австралии, Сингапуре, но на Сахалине так ни разу не был.
Мой первый разговор с заместителем Председателя Президиума ДВНЦ Вячеславом Георгиевичем Коноваленко состоялся еще в Москве. Он нарисовал такие захватывающие перспективы и работы, и жилья, и путешествий, что отказаться от манящих далей просто не было никаких сил. Дома это восприняли как краткосрочный выезд на год-два, поэтому особого беспокойства мое решение не вызвало. Но ехать во Владивосток я решил поездом, чтобы понять, как далеко я забрался.
Семь суток в поезде и вот я уже на перроне «дальней гавани Союза». А дальше – ТИГ, лаборатория географии населения, первые выезды на картошку (и не куда-нибудь, а на саму советско-китайскую границу в районе Турьего Рога), и первые публичные баталии с руководством Центра о перспективах ДВНЦ, о жилье для молодежи, о путях развития академической науки на Дальнем Востоке.
Включившись активно в комсомольскую жизнь (1972-73 годы – время становления дальневосточного отделения Академии наук – комсомольцев, то есть молодых ученых в возрасте до 28 лет, насчитывалось более 1300 человек!), я быстро познакомился с проблемами и заботами большинства институтов.
Была такая должность, как комсорг Центрального комитета ВЛКСМ по Дальнему Востоку. Первым комсоргом ЦК была Надежда Константиновна Христофорова. Совет молодых ученых ДВНЦ АН СССР возглавлял тогда Станислав Евгеньевич Одиноков. Оба впоследствии доктора наук, бодры и деятельны сегодня, дай им Бог здоровья. Вокруг них, собственно, и разворачивались все молодежные инициативы. Кроме того, тогда было ощущение, что Москва где-то рядом с Владивостоком, здесь можно было запросто встретить многих академиков, космонавтов, работников ЦК ВЛКСМ или «Комсомольской правды». На эти годы пришелся огромный приток молодых выпускников центральных вузов страны. И в будущее мы смотрели с большим оптимизмом. Видели будущие корпуса строящихся институтов, Академгородка, Владивостока, Дальнего Востока. На это же время пришлось и начало строительства порта Восточного, как бы теперь сказали, в это время началась реализация сразу двух крупных инвестиционных проектов, которые коренным образом должны были повлиять на жизнь в регионе.
После семи суток в поезде Москва – Владивосток 5 сентября 1972 года я приехал с направлением Академии наук СССР в Тихоокеанский институт географии Дальневосточного научного центра в качестве стажера-исследователя. За 34 года жизни на Дальнем Востоке мне удалось немало, хотя считаю, что можно было бы гораздо больше.
Школа с политехническим обучением дала не только интеллектуальное развитие, но и практические навыки фрезеровщика, токаря, столярного дела. Школьники выполняли серьезные заказы – детали шагающих экскаваторов. С аттестатом о среднем образовании я как и многие получил свидетельство о рабочей специальности токаря 2-го разряда.
Вопросы, на которые не было ответов в учебниках, пытался обсуждать с учителями, но те либо не могли, либо боялись отвечать. Стал прислушался к «вражеским голосам»: «Голос Америки», «Свобода», «Би-Би-Си». Важно было понять: на чьей стороне правда. Вопросы не шуточные, порождали сомнения и недоверие к «мудрым» решениям партии: почему так осваивают целину, получая большие урожаи, а многие регионы остаются без хлеба. Почему Гамаль Абдель Насер, служивший у фашистов, стал Героем Советского Союза? Моя настойчивость уже не выглядела детской наивностью, а квалифицировалась как политическая незрелость. Педсовет ставил вопрос принципиально: дать или не дать аттестат о среднем образовании. Решение было снисходительным, но урок запомнился на всю жизнь.
Работал токарем на НКМЗ. Заинтересовался вопросом, на который опять ответа не было: почему люди, работая много и хорошо, мало получают, бедно живут? Искал ответы у Ленина, не нашел, начал читать Маркса.
Поиск продолжил на экономическом факультете Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, куда поступил в 1967 году. Там попал в водоворот студенческой жизни. Работа секретаря комсомольской организации курса, участие в дискуссиях профессуры о товарном или нетоварном характере социалистического производства, споры о преимуществах и недостатках социализма в студенческом общежитии. А еще театры, музеи, московские улицы, новые друзья и знакомые. А летом – студенческие стройотряды: Казахстан, Нечерноземье, Сахалин. Море впервые увидел в Татарском проливе. Оно настолько поразило, что решил распределяться только на Дальний Восток.
На экономическом факультете МГУ открыли новую специализацию: проблемы народонаселения и демографии. Я оказался одним из первых в ней, потому что речь шла о проблемах человека. И уж точно первым специалистом в этой области оказался во Владивостоке, где в то время создавался ДВНЦ АН СССР. Директором института и основателем Центра и был член-корреспондент АН СССР Андрей Петрович Капица.
Это было время научных экспедиций по краю и Дальнему Востоку, поездки на картошку, начало Всесоюзной комсомольской стройки Академгородка и жилья для молодых ученых во Владивостоке. Бурная комсомольская жизнь в институте и даже продолжение студенческих стройотрядов.
Через два года – опять учеба. Аспирантура в родном Московском университете. Еще три года в столице. Опять вопросы, на которые ответов нет. В политической экономии социализма, будучи аспирантом, нашел столько изъянов, что готов был взяться и переписать ее заново. В том момент стоял перед альтернативой: заканчивать аспирантуру и защищать диссертацию, либо же бросить учебу и заняться вплотную теорией политической экономии. Выбор дался нелегко, но, в конечном счете, – диссертация, защита, степень кандидата экономических наук.
Конец 80-х, перестройка не дает результатов, на которые рассчитывали. Страна бурлит в преддверие первых демократических выборов в Верховный Совет СССР. На страницах «Литературной газеты» обсуждаются жгучие вопросы: кто должен быть депутатом, какими быть выборам? Я тоже включился в обсуждение, послал объемистый конверт в редакцию – какими я вижу выборы. И в это же время ко мне обращается коллега из Института химии – Александр Петрович Куликов: «Меня рекомендуют в народные депутаты, помоги программу составить».
На нескольких страницах я попытался изложить результаты своих научных исследований, написал программу кандидата в народные депутаты СССР. И эта программа оказалась не просто привлекательной – за нее проголосовало местное академическое сообщество. В результате вместе со своим протеже оказываемся в Москве. Там мы оба попали в поле зрения будущей межрегиональной группы во главе с Гавриилом Поповым, с которым я был знаком еще по МГУ. Здесь получил первые навыки новой российской демократии. Глубоким разочарованием для меня оказалось решение академической общественности, отвергнувшей кандидатуру академика Андрея Дмитриевича Сахарова в качестве народного избранника.
А позже я сам стал одним из 16 претендентов в народные депутаты СССР, наряду с такими фигурами, как командующий Тихоокеанским флотом Геннадий Александрович Хватов, начальник ДВМП Виктор Михайлович Миськов, руководители крупных предприятий края. Тогда я не получил мандат, но приобрел опыт, почувствовал вкус к политике, реально оценил свои возможности.
К этому времени относится и еще одно громкое событие, участником которого мне пришлось быть. Возможно, кто-то помнит нашумевший тогда «Круиз для своих», когда привезенные из Японии подержанные автомобили породили несколько «персональных дел», а Председатель Крайисполкома Валерий Петрович Луценко остался без должности. Реакцией на те партийные решения стало создание инициативной группы коммунистов – секретарь Ленинского райкома партии Сергей Соловьев, известная журналистка Валентина Воронова, профессор Давид Савельевич Бродянский и другие. Туда же вошел и я. Мне поручили выступить на Пленуме Крайкома с выражением недоверия руководству партийной организации Приморского края. На призыв «Думать о судьбе партии», написанный первым секретарем Крайкома КПСС Алексеем Аврамовичем Волынцевым, я направляю в редакцию «Красного Знамени» свою статью – «Думать о судьбе народа». Вместо запретов на ввоз машин, подумать, как организовать производство, обслуживание или хотя бы цивилизованную торговлю.
Через год участвую в выборах в народные депутаты РСФСР и одновременно – в городской Совет. В конечном счете, сосредоточился на проблемах местной власти, стал депутатом Владивостокского городского совета народных депутатов, и был избран заместителем председателя горсовета.
Одним из вопросов новой городской власти стало изменение статуса Владивостока. В новых условиях оставаться «закрытым портом» (ЗП – такой штамп стоял в паспорте каждого жителя Владивостока), значит – обрекать город на низкую конкурентоспособность, лишать его возможности за счет внешних инвестиций привлекать ресурсы развития.
В сентябре 1990 года во Владивостоке на Первой международной встрече стран Азиатско-Тихоокеанского региона Министр иностранных дел СССР Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе перспективу открытия города отнес к 1996 году. Мне это показалось очень долгим сроком, и в тот же день я подготовил проект решения городского Совета об открытии города, который депутаты приняли единогласно. Светлана Петровна Горячева, тогда заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР, горячо поддержала начинание городских депутатов. Комиссия Верховного Совета РСФСР почти год вела подготовку Владивостока к открытию. Но под заключением о том, что город можно открывать, отказались подписаться военные, и решение «зависло». Путч 19 августа 1991 года способствовал тому, что 20 сентября 1991 года, ровно через год после решения Владивостокского городского Совета, Борис Николаевич Ельцин подписал указ об открытии Владивостока.
В те переломные дни много приходилось заниматься разработкой конкретных планов разгосударствления, развития предпринимательства и конкуренции в городе. Еще до начала приватизации группа депутатов, которых мне удалось собрать, подготовила документы, предлагавшие новый уклад экономической жизни города: каким быть бюджету, за счет каких источников его можно наполнить, как привлечь инвестиции, что может дать реклама. Большую помощь тогда оказали академик Вениамин Петрович Мясников, члены-корреспонденты АН СССР Виктор Юрьевич Глущенко, Виктор Анатольевич Акуличев. То, что сегодня кажется естественным, тогда многие депутаты не приняли. Документы остались невостребованными. Наш вариант «Программы 500 дней» не был реализован, но жизнь со временем приняла многое из того, что тогда предлагалось.
Работа на этом не завершилась. Почти три года группа депутатов 21-го созыва с участием ученых и специалистов Дальневосточного отделения Академии наук, отраслевых институтов, вузов города продолжали подготовку документов, которые были известны как проект «Большой Владивосток». В него вошли девять программ развития территории Владивостока, населения, экономики, энергетики, транспорта, градостроительные аспекты и архитектуры, экологии, островов и другое. К проекту в то время проявляли большой интерес японцы и американцы.
В 1992 году во Владивостоке высадился большой «десант» волонтеров Корпуса мира. Многие с большим жизненным и деловым опытом. Одни консультировали бизнес, а кто-то стал помогать городской власти. Тогда же состоялась большая поездка жителей Владивостока в город-побратим Сан-Диего. Там проявили искренний интерес к Программе развития Владивостока, которая больше стала известна как проект «Большой Владивосток». В результате объединения усилий ученых и специалистов Владивостока, волонтеров Корпуса мира, юристов из Сан-Диего, проект приняли к рассмотрению в Агентстве международного развития США (USAID).
По иронии судьбы, когда Вашингтон принял решение выделить грант в три миллиона долларов на реализацию нашего проекта, Москва упраздняет Советы народных депутатов. В результате инициатива и деньги остались в руках американцев, которые ими распорядились по своему пониманию блага для Владивостока: они закупили компьютерную технику американского производства для финансовых подразделений города и районов, объединили это в сеть, обучили финансовых работников, что, в общем-то, тоже немало, но это было не главное в проекте.
В 1994 году во Владивостоке началась подготовка к Первому банковскому конгрессу стран АТР, и Главное управление Центрального Банка России по Приморскому краю приглашает меня организовать выставку инвестиционных проектов (к тому времени я успел побывать на выставках в Австралии и США в качестве организатора экспозиций). Так началась почти 10-летняя работа в Центробанке, где пытался заниматься вопросами региональной инвестиционной политики, мониторингом предприятий, оценкой экономической конъюнктуры в регионе.
Примерно в то же время я обратился к губернатору Евгению Ивановичу Наздратенко с предложением о необходимости создания в крае структуры, которая бы разрабатывала стратегию экономического развития края. Но в повестке дня краевых властей предпочтение отдавалось решению текущих проблем. Для Сергея Михайловича Дарькина видение перспективы оказалось более востребованным, во всяком случае, он занял эту позицию в своей предвыборной программе, в подготовке которой меня пригласил участвовать Петр Яковлевич Бакланов, к тому времени возглавивший Тихоокеанский институт географии. Идею создания Тихоокеанского центра стратегических разработок губернатор реализовал в последний день уходящего 2002 года, куда я перешел, не задумываясь, одним из первых.
ТЦСР – это такая структура, которой явно не хватает в цепи между фундаментальной наукой и практикой. Между результатами, которые получает академическая наука, и теми запросами, которые есть у исполнительной власти, должно быть промежуточное звено, которое будет способно, с одной стороны, интерпретировать результаты фундаментальных исследований, так сказать, перевести их на язык практических действий, а с другой стороны – точно сформулировать тот социальный заказ, в котором нуждается исполнительная власть и бизнес.
В отличие от малоподвижных академических структур, такое промежуточное звено мобильно и подвижно. В нем минимизированы накладные расходы, и оно работает по мере поступления того или иного заказа. Например, поступил заказ на подготовку доклада губернатора на заседание Государственного Совета по повышению конкурентоспособности рыбной отрасли. Какое из академических подразделений готово сегодня обеспечить решение такой задачи? А ТЦСР, получив заказ, приглашает специалистов из Академии, отраслевых институтов, даже из других городов и регионов страны и за три-четыре недели отрабатывает такую задачу.
В промежутках же между заказами минимальный состав коллектива занимается сбором и подготовкой информации, проводит методологические семинары, другими словами, «затачивает инструменты» под будущие заказы. В Центре работают специалисты, которые формируют концептуальные положения стратегии развития Приморья, разрабатывают идеологию местных реформ. К сожалению, гнев и милость властей не способствуют устойчивости работы таких структур, и их зависимость от расположения или, напротив, немилости к исследователям порой вносит известную долю субъективизма в их выводы.

У нашего общества накоплен большой опыт экономических реформ. Есть много негативного, изменения происходят с колоссальными издержками, больно задевают основную массу населения. Но вместе с тем есть и серьезные позитивные сдвиги. Я вижу свою задачу в том, чтобы с цифрами в руках доказывать, какие изменения наблюдаются на территории Приморья и Дальнего Востока, а уж нравятся они кому или нет, это уже дело совести самого исследователя. Одному захочется выдать результат, на который рассчитывает заказчик, и при этом он будет чувствовать себя хорошо, а для меня важнее показать, что если не преодолеть определенных тенденций, то это может еще больше усугубить ситуацию. Тому, кто идет впереди, всегда будет труднее – мало того, что каждый раз приходится сталкиваться с неизвестным, так еще нужно доказать правильность выбранного пути и убедить тех, кто идет за тобой.
Юрий АВДЕЕВ

P.S. «Вспоминая о жизни на Дальнем Востоке, работе в Дальневосточной науке, было бы несправедливо не отметить газету «Дальневосточный ученый» Мне посчастливилось быть одним из первых ее читателей и немножко ее корреспондентом. И скажу без лести, что всегда находил на страницах «ДВ ученого» много интересных статей. Мне всегда нравилась идеология, которую последовательно и точно проводила газета. Хочу поздравить весь коллектив газеты с очередной годовщиной и наступающим Новым 2008 годом!» – это слова Юрия Алексеевича. А мы поздравляем вас, наши дорогие читатели!

Комментариев нет:

Отправить комментарий